Совсем недавно в Эстонии и Латвии состоялись референдумы, на которых народы этих стран проголосовали за присоединение к Европейскому союзу. Эти референдумы стали последними в серии плебисцитов, которые прошли в странах-кандидатах в течение этого года. Отношение к Европе белорусов пока можно выяснять только путем социологических опросов. Результаты последнего опроса показывают сложность и амбивалентность этого отношения. Большинство белорусов уверено, что европейский выбор, сделанный соседями Беларуси, правилен, и принесет полякам, литовцам и латышам практическую выгоду (табл. 1).
Таблица 1. Распределение ответов на вопрос «В мае 2004 года соседи Беларуси Польша, Литва, Латвия и еще 10 стран станут членами Европейского Союза. Изменится ли жизнь населения этих стран через 5 лет?»
Приближение объединенной Европы непосредственно к границам Беларуси не вызывает у граждан страны большого беспокойства, по крайней мере не воспринимается как угроза (табл. 2).
Таблица 2. Динамика ответов на вопрос «Какие страны и международные организации представляют, по Вашему мнению, угрозу для Беларуси?», % (возможно более одного ответа)
Данные табл. 2 представляют собой смесь результатов идеологической индоктринизации (нередко еще советской) и здравого смысла. В обоих опросах респонденты оценивали угрозу, исходящую от НАТО, выше, чем угрозу, исходящую от государств, образующих этот союз. Демонизация НАТО советской и нынешней официальной пропагандой не проходит бесследно. В более слабой форме эта идеологическая индоктринизация проявилась и в анекдотично высокой оценке угрозы, исходящей от ОБСЕ – тоже международной организации, однако, в отличие от НАТО, не имеющей ни военных, ни разведывательных структур. Этот результат – явный отголосок титанической борьбы белорусских властей с консультативно-наблюдательной группой ОБСЕ.
В сравнении с предыдущими исследованиями можно заметить несколько отличий. Показатели угрозы, исходящей от НАТО и США, заметно сблизились – отличие чуть больше ошибки репрезентативности. Массовое сознание стало в этом вопросе несколько более рациональным. Высокая оценка «американской угрозы» наблюдалась и раньше, в этом году она, очевидно, получила «подпитку» войной в Ираке, а точнее, оценками этой войны со стороны руководителей Беларуси и России, а также белорусских и российских СМИ.
Интересно отметить, что расширение НАТО, приближение его к границам Беларуси не привело к повышению оценки угрозы, исходящей от блока в целом и от его членов (как старых, так и новых) в частности. Исключением стала только Великобритания, что также можно объяснить ее участием в иракской войне. Косвенно этот фактор проявился и в оценках белорусами лидеров различных стран мира (табл. 3).
Таблица 3. Динамика распределения ответов на вопрос «Кто из современных политиков высшего ранга в наибольшей степени Вам симпатичен, соответствует Вашему идеалу политика?», % (возможно более одного ответа)
* Прочерком отмечены политики, имена которых не фигурировали в соответствующих опросах
Разумеется, оценки зарубежных лидеров нельзя механически переносить на возглавляемые ими страны. Недавно избранные главы зарубежных государств получают обычно низкие оценки – белорусы просто плохо их знают. С другой стороны, новый кумир, которым для белорусов с 2000 года стал президент России, способен «оттеснить» прежних, вызвать падение рейтингов всех остальных политиков. Кроме того, имеют значения и личные качества лидеров: президент России Б. Ельцин в 1999 г. замыкал список симпатий, глава России В. Путин в 2000 и 2003 гг. его возглавлял. Обаятельный Б. Клинтон в конце 90-х пользовался неизменными симпатиями белорусов (падение этих симпатий, причем временное, наблюдалось только во время войны в Югославии).
Но даже тогда рейтинг Б. Клинтона превосходил рейтинги других западных лидеров, в сентябре 2003 г. Дж. Буш существенно уступил по этому показателю не только лидерам европейской антивоенной оппозиции Г. Шредеру и Ж. Шираку, но и военному союзнику Э. Блэру. И это при том, что объект военных усилий Дж. Буша – С. Хуссейн (в отличие от С. Милошевича в 1999 г.) ныне особых симпатий у белорусов не вызывает.
Таким образом, в белорусском массовом сознании присутствует разделение Запада на Европу и Америку, и отношение к этим двум составляющим заметно различается. Впрочем, и симпатии к европейским лидерам, и отсутствие ощущения угрозы, исходящей от европейских стран, и даже уверенность, что поляки и литовцы выиграют от вступления в ЕС, не означают стремления белорусов самим присоединиться к объединенной Европе.
Разговору об этом стремлении необходимо предпослать небольшое предисловие. В мартовском 2003 г. опросе НИСЭПИ задавались вопросы о голосовании на гипотетических референдумах о присоединении Беларуси к Европейскому союзу и об объединении с Россией. За присоединение к ЕС высказались тогда 56.4% опрошенных, за объединение с РФ – 57.5%. При этом 33.6% от всех опрошенных (каждый третий ) высказались за объединение и с Россией, и с Европой.
Анализу этих данных была посвящена статья директора НИСЭПИ О. Манаева «Раздвоение» белорусского сознания: «глобализм» против «фундаментализма», опубликованная в июле 2003 г. в газете «Свободные новости плюс». Особое внимание в этой публикации было уделено именно группе, которая высказывается за интеграцию «в обе стороны». По мнению О. Манаева, наличие этой многочисленной группы «юнионистов» свидетельствует о глобализме белорусского общественного сознания, о психологической готовности и желании белорусов жить в едином мире без разделительных линий.
С резкой критикой выводов и самого социологического подхода О. Манаева выступил в той же газете заместитель председателя БНФ «Адраджэнне» Ю. Ходыка. По его мнению, интеграция одновременно с Востоком и Западом – несовместимы, а наличие группы «юнионистов» есть в лучшем случае показатель абсурдности, противоречивости сознания значительной части белорусов; в худшем – результат некачественной научной методологии НИСЭПИ.
Не соглашаясь с большей частью тезисов, выдвинутых Ю. Ходыкой, мы усмотрели в его критике известное рациональное зерно: по мнению Ю. Ходыки, респондентам следует задавать вопрос, который исключал бы возможность выбора интеграции «в обе стороны». В сентябрьском опросе респондентам было задано два вопроса, один из которых явным образом предусматривал возможность «двусторонней» интеграции, а другой столь же явным образом ее исключал (табл. 4 и 5).
Таблица 4. Распределение ответов на вопрос «Если бы сегодня проходил референдум по выбору будущего развития Беларуси, как бы Вы проголосовали?»
Таблица 5. Распределение ответов на вопрос «А если бы пришлось выбирать между объединением с Россией и вступлением в Европейский Союз, что бы Вы выбрали?»
Из табл. 5, на наш взгляд, следует исчерпывающий ответ на вопрос Ю. Ходыки о том, какой выбор сделают белорусы, если будут поставлены перед жесткой дилеммой – или на Восток или на Запад. Востоку, России отдаст предпочтение почти каждый второй. Зная, какому выбору привержен сам Ю. Ходыка, уместно вспомнить пословицу: «Не буди лиха, пока спит тихо».
Следует добавить, что международный контекст в момент проведения опроса сопутствовал скорее обратному соотношению пророссийских и проевропейских векторов: опрос проводился в сентябре, на фоне энтузиазма в странах Восточной Европы по поводу их скорого вступления в ЕС и на фоне жесткого конфликта между Минском и Москвой по поводу газовых проблем и валютного объединения.
Стоит, правда, заметить, что выбор, представленный в табл. 5, многие белорусы делают с тяжелым сердцем. Увеличение групп сторонников интеграции с Россией и с Евросоюзом в табл. 5 по сравнению с табл. 4 (с 37.9% до 47.6% и с 23.4% до 36.1% соответственно) происходит главным образом за счет внушительной группы «юнионистов» (23.2%), то есть тех, кто, отвечая на вопрос табл. 4, высказался за интеграцию и с Европой и с Россией. Дополнительное исследование показывает, что мнения «юнионистов», принужденных, отвечая на вопрос табл. 5, сделать однозначный выбор, распределяются следующим образом: 46.6% из них выбирают Россию, 36.9% в ситуации «или-или» отдают предпочтение Евросоюзу, 16.5% – отказываются делать однозначный выбор между ними вообще.
Как видим, вопреки мнению Ю. Ходыки, большая часть «юнионистов» вполне рациональна в своих геополитических приоритетах и не склонна к невротическим реакциям: Россия и Европа для большинства из них – не то же самое, что мама и папа для ребенка, выбор между которыми он отказывается делать. Надо будет сделать однозначный выбор – сделают (46.6% против 36.9%).
Интересно отметить, что пропорция «проросийцев» и «проевропейцев» среди «юнионистов» с точностью до 1% совпадает с этой пропорцией по всей выборке.
Данные табл. 4-5 подтверждают наши прежние выводы: ни одна из групп твердых приверженцев интеграции только с Европой и только с Россией не составляет большинства в белорусском обществе: даже в ситуации, когда необходимо делать однозначный выбор, сторонники интеграции с Россией или с ЕС не составляют 50% (с Россией – почти составляют).
Ситуация напоминает классическую «дилемму узника» из теории игр. Одна из ее интерпретаций – следующая. Два человека, подозреваемых в совершении одного преступления, попадают в тюрьму. Улики против них – только косвенные. Если оба будут отпираться, не признаваясь в содеянном, – получат по одному году. Если оба признаются в совершении преступления – сядут на пять лет каждый. Но если признается только один, то его, как помогшего следствию, вовсе освободят от наказания, зато другому, не сознавшемуся, вкатят 10 лет тюрьмы. Оптимальный вариант для обоих – не признаваться. Но каждый, рассуждая рационально, скорее всего, постарается избежать наихудшего варианта, когда другой, используя его «несознанку», купит себе свободу признанием. В результате оба совершенно добровольно и рационально изберут признание.
Разумеется, этот пример условен и имеет, по-видимому, мало общего с реальной практикой криминального мира и правоохранительной системы. Он лишь иллюстрирует структуру ситуации, участники которой, действуя абсолютно разумно и рационально, избирают вариант, оказывающийся плохим для всех. «Дилемма узника» имеет универсальный характер и часто используется в психологических и политологических исследованиях, в частности, во второй половине ХХ века она была популярным инструментом анализа сценариев ядерного противостояния сверхдержав (см., например, W. Poundstone. Prisoner’s dilemma. AnchorBooks, 1992).
Возвращаясь к ситуации Беларуси между Западом и Россией, мы видим, что «проевропейцы» и «пророссийцы» взаимно блокируют друг друга. И результатом оказывается отсутствие интеграции как на Восток, так и на Запад. Из табл. 4 следует, что такой вариант развития страны считают наилучшим только 6.5% (!) белорусов – «дилемма узника» в чистом виде!
Этот анализ лишь подтверждает наш тезис о ключевом значении группы «юнионистов» в белорусском обществе, именно они есть носители того варианта геополитического выбора страны, который в той или иной мере устраивает большинство.
Данные сентябрьского опроса позволяют проиллюстрировать описанный выше геополитический «пат» на конкретном примере (табл. 6).
Таблица 6. Распределение ответов на вопрос «С 1 октября 2003 года вводятся платные визы для взаимных поездок граждан Беларуси и Польши (бесплатные визы останутся только для граждан младше 16 и старше 65 лет, и некоторых других категорий). Будет ли это иметь негативные последствия для Вас и Вашей семьи?» (возможно более одного ответа)
Как можно видеть, лишь чуть больше 30% опрошенных полагают, что ужесточение визового режима с Польшей не будет иметь никаких серьезных последствий. А почти 60% отметило, что ожидает таких последствий, причем для себя лично. Некоторые политики и эксперты считают, что визового ужесточения границы с Польшей можно было бы избежать, если бы Беларусь пошла на установление визового режима на своей восточной границе с Россией. Косвенный ответ на вопрос о возможных последствиях реализации этого предложения дают данные табл. 7.
Таблица 7. Распределение ответов на вопрос «В каких из перечисленных стран Вы бывали в течение последних 10 лет?» (возможно более одного ответа)
Конечно, в табл. 7 не отражены частоты поездок и их важность для респондентов. Один и тот же респондент мог за 10 лет, скажем, побывать пару раз у родни в России, а каждую неделю ездить в Польшу «челноком». Возможно, впрочем, и противоположное соотношение. Если же предположить, что эти ситуации взаимно компенсируют друг друга и в среднем в отмеченные страны белорусы ездят с примерно равной частотой, то получается, что большую часть поездок за рубеж они совершают все же в Россию и на Украину. Поэтому нетрудно представить, как отнесутся к «визовому забору», который предлагается воздвигнуть на восточной границе Беларуси, те 50% белорусов из табл. 7, которые раньше ездили в Россию без виз.
Возможно, интеграция Беларуси и с Востоком и с Западом действительно невозможна практически. Однако стоит заметить, что для ее реализации белорусская правящая элита проявила не слишком много политической воли. Декларативная «многовекторность» внешней политики официального Минска обернулась такими отношениями с Западом, в том числе и с Европой, что нетрудно предположить тот мотив для расширяющегося Евросоюза, который побудил возводить на Буге визовую «стену».
А в свете ухудшения отношений с Россией и наступления властей на гражданское общество «дилемма узника», как определение состояния Беларуси, становится больше чем термином теории игр.